Нетленка

-- Товарышу капитанэ, а товарышу капитанэ… -- раздался осторожный голос из темного переулка.
-- Как ты меня нашел, Тягныдуля? Впрочем, дурацкий вопрос. В этом паршивом городке любая тайна держится не более пяти минут. С чем пожаловал?
Нескладный старшина приблизился и безбожно коверкая язык поведал, что он успел выяснить.
Рапорт о происшествии благополучно похерили. Правда, в этом я нисколько не сомневался после задушевной беседы с особистом. Главный герой инцидента, лейтенант Бердыалиев окончательно очухался и затеял писать на меня бумагу в Политотдел. В этом тоже не было ничего непредсказуемого. Зато следующее сообщение несколько ошеломило меня.
-- То ходять чуткы, що Бердыалийив, сам закохався в вашу дивчыну.
-- Постой-постой, в какую мою девушку?
-- Ну, фройлин Ангелику, Та, що прожывае у вас на хати. А рядовый Коломийець, той що був у патрули, бачыв вас у доми. И доповив лейтенанту. А той…
-- Все понятно. «Господи, не хватало мне еще шекспировских страстей». Если сказанное старшиной окажется правдой, а я в этом практически не сомневался, уж слишком все выглядело логичным, то гордый сын Востока не угомонится, пока не избавится от опозорившего его соперника. Ну с таким пустяком я как-нибудь справлюсь. Надо будет просто проверить, и если все сказанное старшиной окажется правдой…
-- И ще, той архивариус… -- Тягныдуля шмыгнул носом. – Я мабуть знаю, що вин хотив розповисты…
-- Не тяни, старшина…
-- Бачте, я з лэмкив… Ну… такый народ, що живэ по всих Карпатах. Я з Трансильванийи… Збиг вид румунив у 36-му. Алэ зараз я нэ про цэ. Бабця колысьл казала мэни, що у нас, тых хто помрэ насыльныцкою смертю трэба класты облыччям в землю. Тобто, щоб мрэць нэ знайшов шляху, та нэ встав з могылы… -- Голос его подрагивал, то ли он стыдился россказней о суевериях, то ли сам был напуган. – А особлыво капостным, трэба пидризаты пиджылкы, щоб воны никого нэ переслидувалы. Хоча, можна ще й кол у сердце… -- Он замер, видимо ожидая, что я рассмеюсь инее оставлю на его теориях камня на камне. Но я промолчал. Пауза затягивалась.
-- А причем тут Восточная Пруссия?
-- Так тут тэж булы словъяны. Чи прусы. Давно. Нам замполит розповидав. А лытовци? Воны тэж наполовыну словъяны. Та й полякы, тэж з нашых.
-- Значит ты хочешь сказать, что библиотекаря убили из-за глупого суеверия?
-- Та ни я нэ про забобны. Щось мэни дужэ не подобаэться зныкнення иншого…
Несмотря на теплый вечер, я почувствовал, как ледяная рука сжимает мое сердце.
-- … и дужэ не хочеться, щоб вин знову прыйшов, -- совсем уж тихо закончил старшина.
«Черт побери! Когда же, наконец, закончится этот бесконечный, последний весенний день?» -- думал я, в нескольких кварталах от своего временного прибежища. Ме-таллический щелчок в темной яме переулка заставил меня встрепенуться. Уж очень характерный звук. Правда, это могла быть обычная зажигалка, но как говорится береженого бог бережет. Я резко сменил ритм движения. И, как оказалось, не зря.
Пистолетный выстрел, отразившись от стен, грохнул почище орудийного. Резкий уход в сторону, падение, перекат…
Вдогонку мне защелкали новые выстрелы. Выхватив люгер, я открыл ответный огонь. Не столько прицельный, сколько заградительный, стараясь ошеломить противника. Воздух наполнился грохотом и визгом рикошетирующих пуль. Внезапно наступившая тишина казалось оглушительной. Разверстые темные пасти окон скалились на меня со всех сторон. Темнота, наступившая вслед за вспышками выстрелов, ослепляла.
Где-то вдалеке хлопнуло окно. Еще дальше, раздался визгливый собачий лай. Послышался новый шорох, но прежде чем я определить направление источника шума, по брусчатке торопливо затопотали солдатские сапоги.
Несколько томительных секунд, и мне в лицо вонзился яркий луч фонарика, заставив зажмуриться.
-- Стоять, оружие на землю! – Сухой, как лай, лязг затвора.
-- Я капитан Саблин. На меня было совершено покушение. Мои документы в правом кармане. – Раздражение прорвалось в полной мере. — И перестаньте светить мне в морду своими фонарями!
Осторожно, стараясь не спровоцировать солдат, я вытащил из кармана документы.
-- Товарищ капитан, вас не зацепило?
-- Да, вроде нет… -- Я не счел нужным скрывать досаду. Если бы не патрульные, я, вероятно, смог бы засечь место, где скрывается нападавший и перехватить его. Валяться дальше на мостовой, значит окончательно превратиться в посмешище. Я поднялся, насколько сумел, отряхнул форму и, для очистки совести, приказал патрулю прочесать несколько прилегающих кварталов. Правда, на успех я не рассчитывал. Стрелявший, если он не полный идиот, давным-давно сбежал.
А так хотелось познакомиться с ним поближе. Остается рассчитывать на то, что он человек последовательный и постарается завершить начатое. И посмотрим, кому из нас двоих повезет больше.
Воспользовавшись взятым у лейтенанта фонариком, я осмотрел следы от пуль, и даже подобрал одну из них. Довольно странный выбор. Я ожидал большего профес-сионализма. Во-первых, стреляли из пистолета, что было далеко не самым удачным выбором для покушения. Гораздо проще -- использовать автомат. В условиях города, при минимальной сноровке, меня можно было разделать, как бог черепаху. А во-вторых, судя по пуле, нападавший воспользовался ТТ. Тоже не лучший выбор. Пистолет может заклинить в самый неподходящий момент, прицельная дальность его невысока. Я бы, к примеру, для покушения выбрал одного из его длинноствольных собратьев, люгер или маузер. Да и то, что стреляли из табельного оружия Красной армии, наводило на определенные размышления.
Как я и предполагал, мои спасители, черт бы их побрал, вернулись ни с чем. Их командир хотел потащить меня в комендатуру, составить протокол о происшествии, но я за сегодняшний день настолько устал, что категорически отказался. Вероятно, зная о печальных последствиях излишней настойчивости, лейтенант решил проявить снисходительность. Он распрощался, взяв с меня слово, что завтра я перво-наперво подпишу протокол. И я поплелся домой. Нога саднила, до невозможности. Похоже, я все-таки снова ушиб ее, когда совершал кульбиты на мостовой.